Сильнее разума - Страница 27

Отчего же сейчас он чувствует к этой женщине только желание? Чистое, незамутненное, пламенное, нарастающее желание… Ничего подобного Луиджи никогда не испытывал. Страсть сжигала его, испепеляла, лишала воли…

Почему? Почему Мелисса в его объятиях, в его постели так не похожа на созданный в воображении образ дешевой потаскушки, любовницы Джованни? Просто-таки ничего общего!

Что происходит? Более того, отчего он изводит себя подобными мыслями? Почему пытается понять, с какой стати испытывает к Мелиссе Гринбери только желание, когда ему полагается ненавидеть и презирать ее за избранный ею позорный образ жизни? Отчего вот уже несколько дней им владеет смутное беспокойство?

Луиджи совершенно не хотелось задумываться о ее интрижке с Джованни. Ах, если бы взять да и вычеркнуть из памяти! И снова, как некогда на яхте, Луиджи попытался увидеть в Мелиссе любовницу не другого мужчины, а свою.

Губы его изогнулись в улыбке. Ну что ж, так оно и вышло. Он привез Мелиссу сюда — и сделал своей.

Луиджи вновь залюбовался купальщицей. Уверенные взмахи прекрасных рук, рассекающих воду, серебристый свет луны на поверхности воды… Что за прекрасная, неподвластная времени картина!

Вот на этом и надлежит сосредоточиться. На том простом факте, что он, Луиджи дель Кастаньо, пожелал Мелиссу Гринбери, пожелал сильнее любой другой женщины — и получил ее.

Луиджи взглянул на циферблат дорогих часов. А время-то неумолимо идет вперед! Очень скоро Джованни вернется в Италию, и тогда столкновения не избежать.

Не то чтобы Луиджи предвкушал этот момент. Сцена будет неприятная, но ничего не попишешь. Он просто обязан пройти через это… ради Лауры.

А когда все закончится — что потом? Что ему делать с Мелиссой Гринбери?

Луиджи саркастически улыбнулся, издеваясь над самим собой. Он отлично знал, что станет делать с Мелиссой Гринбери. Оставит при себе. Мелисса нужна ему. Как может он ее отпустить?

Эта женщина зачаровала его. Зачаровала своей красотой, и чувственной пылкостью, и нежностью. Луиджи это признавал. Более того, даже не противился этому чувству. А с какой бы стати?

Он добился поставленной цели: обольстил любовницу Джованни, отнял ее у зятя, завладел ею сам. Что бы уж там некогда не толкнуло ее в объятия Джованни, с этим покончено раз и навсегда.

Яростное, жестокое удовлетворение переполняло его душу. И свирепая гордость. Первобытное, слепое, неодолимое чувство, с которым не поспоришь. Возможно, ввязался он в эту авантюру только ради Лауры. Но теперь у него есть свои причины удерживать молодую женщину вдали от Джованни.

Мелисса нужна ему самому и Джованни ее не получит!

А в чем, собственно, проблема? Мелисса Гринбери угрожала счастью его сестры. Угроза ликвидирована, и теперь он, Луиджи, волен наслаждаться молодой женщиной сколько душе угодно.

Волен желать ее. Волен упиваться ее ласками. Ее медовой сладостью.

Луиджи блаженно расслабился, отставил пиво в сторону. Мелисса принадлежит ему — до тех пор, пока он сам того желает. Ему и только ему — отныне и впредь. Никто и ничто их не разлучит.

Мелисса брела босиком по песку вдоль кромки прибоя. Было раннее утро. С моря веяло прохладой. Луиджи уединился в кабинете и «повис» на телефоне. Ну что ж, надо ему и о делах вспомнить. Сама она, воспользовавшись возможностью, отправилась погулять по чудесному пляжу в бухточке у скал. Ласковые волны плескались у ее ног. Молодая женщина шла вперед, не уставая удивляться переполняющему ее счастью. Воздух был прозрачен и свеж, небеса сияли бирюзой. Яхта, как и всякий день, отплыла на «большую землю» — пополнить запасы всего необходимого. Если не считать шеф-повара, готовившего для нее с Луиджи такие блюда, что пальчики оближешь, с обслугой Мелисса почти не сталкивалась.

Ощущение было такое, что они с Луиджи остались одни на всем земном шаре. Словно Адам и Ева в мире, созданном для них одних.

Сердце молодой женщины Затрепетало в груди. Что-то происходит с ней здесь, на этом прекрасном заколдованном острове. Волшебные чары мало-помалу подчиняют ее себе, и она не в силах ни противиться этой власти, ни отрицать ее.

На глади моря, слепя глаза, играли и переливались золотые солнечные блики. Душу Мелиссы переполняло некое чувство, чувство, которое она не могла и не смела назвать.

Не смела назвать, потому что не хотела признаваться в нем даже себе самой. Зачем? Она вручила себя Луиджи, потому что просто не могла поступить иначе. Потому что Луиджи желал ее так же пылко, как и она — его.

Но никакого будущего у их романа нет. Мелисса это знала. Знала, и изнывала от тайной боли, и упрямо отказывалась назвать переполняющее ее чувство тем самым словом, которое так и просилось на язык. Луиджи влечет к ней, но не более. В один прекрасный день она ему прискучит, очарование развеется. И сказка закончится.

Зачем мечтать о несбыточном? Такой мужчина, как Луиджи дель Кастаньо, никогда не удовольствуется одной-единственной женщиной… если бесконечная череда красавиц жаждет его внимания.

На краткое мгновение — о какое мучительное и сладостное! — молодая женщина позволила себе помечтать. Помечтать о счастье настолько великом, что в сравнении с ним меркло даже нынешнее ее блаженство.

Вдруг — ну бывают же на свете чудеса! — Луиджи испытывает к ней то же чувство, что и она к нему. То самое, запретное для называния чувство, о котором лучше помолчать. Вдруг он подойдет к ней, возьмет за руку, скажет, что хочет видеть ее частью своей жизни…

Минуту-другую Мелисса самозабвенно наслаждалась желанным видением. А затем, тихонько вздохнув, побрела дальше.